Прощание с Ветлугиным

 

Владимир Арро

 

Действующие лица:

Ветлугин, хормейстер.

А с я, сопрано. 

Сонечка, сопрано. 

Синеглазка, меццо-сопрано. 

Лидия, контральто.

 

Запущенная холостяцкая комната. Окно завешано шторами, но сквозь щель видно — за окном день. Обстановка самая неприхот­ливая, хотя несколько предметов говорят о былой зажиточности хо­зяина: вольтеровское кресло, трюмо. На стене несколько пожелтев­ших афиш, на которых самое крупное слово: «Хор». Между ними — россыпью — фотографии. Возле двери на манекене фрак, из-под лац­канов - белая манишка и галстук-бабочка. В кресле сидит Геор­гий Васильевич Ветлугин, хормейстер народного хора, за­служенный работник культуры. Ему без малого семьдесят лет. На столике возле него аптечные флаконы, бутылка с минеральной во­дой, разная мелочь. Звучит музыка, например «Глория» для хора и оркестра Вивальди. Пока идет оркестровое вступление, Ветлугин за­нимается своими делами: принимает лекарство, пьет воду, подносит к уху и встряхивает будильник — но все это мыча и мурлыча мело­дию, отбивая такт то рукой, то ногой, то движением головы. Но в какой-то момент он печь настораживается, вдохновенно вскидывает голову и обе руки. Сложная манипуляция и вступает хор, а с ним

и Ветлугин.

— Глория-глория!.. Глория-глория!... Ин эксцельзис део!.. Напевая и весь уйдя в музыку, Ветлугин скупыми движениями ди­рижирует. Входит Анастасия Петровна, пли попросту А с я, женщи­на лет шестидесяти, бывшая жена Ветлугина. В пальто, с хозяйст­венной сумкой в руках она замирает на пороге. Музыка звучит еще некоторое время, потом затихает, совсем обрывается. Ветлугин пово­рачивает голову.

Ася. Жора!..

Ветлугин (потрясенно). Ася!..

Ася.  Боже мой, Жора!.. Живой! (Движется к нему, явно намереваясь обнять, но под конец не решается.)

Ветлугин). Ну, будет.

Ася.  Ага!... ХорошоНе вижу тебя отсюда, Жора, а я поглядеть на тебя хочу, полжизни ведь не видалась, в одном городе живем, а как разошлись, судьба не сводила, видно, так надо было, такая наша судьба, какая я тебе пара, у меня образование неполное среднее, , скучал ты со мной, , полный хор был этих певуний, я недостойна была, другую жену тебе надо было, не знаю, нашел ли, а только я с гордостью тебя вспомнила, хоть и семью завела, считай, другую жизнь прожила, а как услышу, бывает, хор, фестиваль, праздник народных талантов, ой, Жора!... (Утирает глаза.)

Пауза.

Ветлугин. Довольно тебе.

Ася. Ага…сейчас.. (Утирается, сморкается.) Звание тебе дали, читала.

Ветлугин(строго).  Не о чем тут…

 

Ася. Что значит - не о чем? Заслуженный ты работник культуры! Культуры!... Ну? Это ведь заслужить надо. А ты заслужил его, да, Жора, да, заслужил!...

Ветлугин(досадливо). Ну, ладно…

Ася (горячо). Да, да, Жора!

Ветлугин. Вот что ты умела, так это нахвали­вать.

Ася (искренне.) Гос-поди, да как же это нахвали­вать?.. Зачем это?.. Воздавала тебе...    Ветлугин Воздавала...

Ася. Да. По заслугам.

Ветлугин. Перестань. Так воздавала, что я бо­ялся... как бы это сказать... не вознестись, не потерять критерии. Мужчину нельзя захваливать, Ася. А то у тебя выходило, что я чуть ли не этот... не гений.

Пауза.

Ася. А кто же ты!

Ветлугин (после паузы). Я?

Ася. Да. Гений и есть.

Ветлугин (морщась). Как-то ты, Ася...

Ася (перебивая). Таких артистов, как ты, мало, ой, мало, Жора! И не перечь мне, я знаю, что говорю, ведь кто я была, простая вагоновожатая, дрынь-дрынь, я ж матом могла послать какого-нибудь шоферюгу, а ты что из меня сделал?.. В белое платье одел, на сцену вместе с другими вывел, поставил перед людьми, как артистку какую, прожектором осветил и... (Самозабвен­но поет, прикрыв глаза.) «Улета-ай на крыльях ветра-а ты в край родной, родная песня наша-а-а-а...» Ой, Жо­ра!.. (Плачет, но поет.) «Ту-у-уда-а-у-а, где мы тебя свободно пели-ии, где было так привольно нам с тобо-ою-у-у-у...» Что ж ты делал со мной, злодей, ты ж меня, как птицу невесомую, над землей подымал, ты меня счастливой делал, мучитель ты этакий!.. (Утирает глаза.)

Ветлугин (вздохнув). Да-а, это я умел.

А с я. Ну вот, а говоришь, не гений, да ты, Жора, из гениев гений, вот кто ты!

Ветлугин (протестуя). Не надо так, Ася, это не­скромно...

Ася (перебивает). Моя б воля, так я б тебе не только знание, я б тебе орден, я бы Героя... 

Ветлугин (бурно). Ну, вот это уже лишнее!.. Это не надо!

Ася.  Надо, надо, и когда-нибудь поймут они...

В е т л у г и п. Никогда.

Ася. Поймут!

Ветлугин. Ни-ког-да, Ася!

Ася. Поймут, поймут!

В е т л у г и н. Да уже поздно будет.

Пауза.

А с я. Что ты сказал? Поздно? Почему, Жора?.. Ни­когда не поздно... (Пауза.) Жора, а что это за такая телеграмма?.. (Держит в руках.) Приди проститься... Удивил ты меня. Простились ведь... тридцать лет то­му... Добром... полюбовно... Ты уезжаешь куда?

Ветлугин не отвечает.

(Оглядев комнату.) Значит, теперь здесь проживаешь? Насилу нашла... Богаче ты жил. Вещи были старинные, замечательные. От мамы твоей. Куда ж ты собрался, Жора?

Ветлугин. К ней.

А с я. А?..

Ветлугин (после паузы). Я умираю.

Ас я (встает). То есть... как ты сказал?.. Так не надо говорить, Жора! Не надо! Это слово худое! Слышь, не повторяй его больше. До последнего говори: я живу! Живу! Живу!.. Ну, говори: живу!

Ветлугин (еле слышно). Живу...

Ася (подходит к нему). Громче!

Ветлугин. О господи, живу! Ну, чего ты при­стала?

Ася. Ну вот, Жора, выбрось из головы...   Сейчас врача вызовем. За лекарством сбегаем...

Ветлугин. Да есть, есть они у меня...

Ася. Где у тебя болит-то? Болит где-нибудь?

Ветлугин. Как-то нехорошо мне...

Ася. Вот здесь? Сердце?

Ветлугин. Душа.

Ася (энергично, властно). Ой, Жора, нельзя так! Жить надо! Надо!.. Ну-ка

У-у-у-у, пылища-то у тебя! Сейчас приберемся... (Зака­тывает рукава, приносит тряпку, ведро с водой.) Вот страхота! (Начинает уборку.) Ничего, не такое видели! Я, Жора, уборку люблю, ты знаешь. Я и стирку люблю

Ветлугин (вздохнув). Ты, Ася, хорошая.

А с я. Да будет тебе.

Ветлугин. Нет-нет, ты славная. С тобой так уют­но мне было. Ты — камерная музыка, Ася!

Ася. Ну, уж скажешь!.. (С усмешкой.) Думаю, и получше была.

Ветлугин  (со вздохом). Всю жизнь, Ася, искал я гармонии.

Ася. И нашел?

Ветлугин. Как сказать тебе..

Ася. Да ладно, нашел бы, так видела бы я ее, эту гармонию, а то вон, почитай, месяца два не мыто, не чищено, жирные бутылки стоят, срам какой, корки-ог­рызки... (Ворчит.) Тараканы, поди, уже развелись... мож­но ль так запустить человека... как же тут душе не бо­леть, если глазу нет радости...

Ветлугин. Что ты бормочешь там?

Ася (ворчит). Про твою про гармонию... бабы нет в доме, вот что... а бабы нет — значит радости нет...

Ветлугин. Что ты ворчишь там, не слышу ни­чего!

Ася. Чего надо, того и ворчу... артисты они, бала­болы чумазые... за собой не могут прибрать...

Ветлугин (как бывало). Ася, прекрати вор­котню!

Ася (приветливо). Так я ж по привычке, милый, я не со зла! Ты не слушай. Помнишь, может, я всегда, когда прибиралась, маленько поругивала, да не тебя, а гостей твоих, больно неряшливы были артисты, как это слово-то, Жора?   Бо... бо …

В е т л у г и н. Богема.

Ася. Во-во, она. Я скоро управлюсь, милый, ты от­дохни.

Ветлугин (капризно). Ну, окна мыть, надеюсь, не будешь... ремонт мне туг разводить…

Ася.   Нет, сегодня только полы подмою!.. А там, коли разрешишь...

Ветлугин.  Ох!.. (Откидывается в кресле.)   Ты, Ася, в своем репертуаре.

Ася (ворчит, убираясь). На полу будто свиньи паслись, страсть какая... тряпку им в руки не взять... отва­лятся у них руки-то... языком потрепаться бы... зарастут по уши, а сами и не заметят...

Ветлугин. Скажи, Ася...

Ася (приветливо). Да?

Ветлугин. Ты не разучилась жарить драчены?

Ася. Нет, а что?

Ветлугин. Для кого ты их жаришь?

Ася. Как сказать... Я тебе так на это отвечу, Жора: мужу нельзя. Ни жареного, ни острого, ничего такого. Было у него прошлым летом воспаление двенадцати­перстной кишки.

В е т л у г и н (страдая). При чем тут кишка?.. Ася, я тебя про другое...

Ася. А, да! Ни для кого, Жора! Для кого мне... Как ты их любил, никто не любит, никто не оценит. Бывало, нажарю я тебе целое блюдо, сяду напротив тебя, и та­кая была... гармония!

Ветлугин  (сглатывая). Нажарь мне драчен.

Ася. Что?

Ветлугин. Нажарь мне драчен на прощанье.

Ася. Помилуй, Жора, на какое прощанье, о чем ты?..

Ветлугин (требовательно). Нажарь!

Ася.  Вот затейник-то... Стряпать я тоже люблю...

Ветлугин. Знаю.

Ася. Хорошо, изволь. (Уходит.)

Ветлугин остается сидеть. И по тому, как он шевелит губами, ка­чает рукой, видно, что он снова услышал хор. Между тем в комна­ту входит Софья Павловна, или просто Сонечка, бывшая его жена. выглядит она прекрасно, хотя одета для своих лет слишком эффектно.

Сонечка. У тебя не заперто,   Ветлугин, почему?

Ветлугин (вскрикивает). Сонечка!

Сонечка (игриво). По-че-му, Вет-лу-гин? (За­держивается у трюмо, взбивает волосы.) Ты боялся за­снуть?

Ветлугин. Навсегда.

Сонечка. Что?.. Ничего не понимаю. (Подходит к нему.) Ну, здравствуй! У-у, пу-уся! (Целует его в ще­ку.) Ты постарел, Ветлугин. И пахнешь аптекой, но ты все равно пуся. Вот за это я тебя и любила. Хотя жить с тобой было нельзя.(Бросает плащ.) Куда ты уезжа­ешь?

Ветлугин. Никуда.

Сонечка. Как «никуда»? А что же это? (Достает телеграмму.) Вот это: «Приди проститься, Ветлугин». Ты меня разыграл?

Ветлугин. Сонечка, я умираю.

Сонечка. Что ты делаешь?.. Ха-ха-ха!..  (Разражается смехом.) Ну, не надо, Ветлугин. Не смеши меня. Ты всегда был мнительный. (Гладит его плечо.) И ка-апризный!.. Отчего ты умираешь?   Не говори ерунды! Не надо!   (Отходит от кресла, оглядывается.) А вообще говори, говори! Говори больше. В этом спасе­ние. Пока я говорю, я существую... или как там...   Не молчи. Тебе не с кем, да?.. Говори со мной, говори! Как тебя занесло в эту конуру? Ну, говори! Странно, после развода со мной у тебя оставалась квартирка, доброт­ная мебель. У тебя что, был пожар? Выговорись, Вет­лугин!

Ветлугин. Нет.

Сонечка. Что — нет?

Ветлугин. Пожара не было.

Сонечка. Вот видишь, уже хорошо. (Без перехо­да.) Слушай, я же просила, не вешай эту мою фотогра­фию. Я, конечно, уродка, но не до такой же степени. У те­бя есть прекрасный портрет, ну, тот, свадебный. (Раз­глядывает фотографии.) Муся... Джульетта... Сысойки-на... Ха, Рита! Черт бы ее взял! Ветлугин, ты мне изменял с ней? Ну, скажи, да?.. Или нет?.. Да-а, Ветлу­гин, да-а... Говори правду, ты же на смертном одре. (Присаживается на подлокотник.) Говори, говори! Да?

Ветлугин. Нет

Сонечка (встает , как бы разочарованная). По-чему-у, Ветлугин?..

Ветлугин. Я любил тебя.

Сонечка, Фу, какой ты скучный... Да, так ты же не спросил, где я сейчас пою, тебя не интересует?.. Нет? Эгоист. Всегда был.

   Ветлугин. Где?

   Сонечка.   Только не говори никому. На клиросе!..

Голос Аси (поет). «Ох, подруженьки, как груст­но круглый год жить взаперти-и...» (Пауза.)

Сон е ч к а. Кто это сопрано? А?.. Жена, да?

В е т л у г и н. В общем, да, но...

      Голос Аси. «Из-за стен лишь любоваться на ве-селые поля-а...»

Сонечка. Слушай, знакомый репертуар. Она мо­лода? Хороша? (Достает зеркальце и пудрится, при­дирчиво рассматривая себя.)

Ветлугин. Она...

Сонечка (перебивает). И, без сомнения, хозяй­ственна. Вон как гремит кастрюлями. В твоей жизни со мной тебе этого звука сильно недоставало. А? Признайся, Ветлугин.

В е т л у г и н. Ты была праздником, Соня. 

Сонечка   (польщенная). Да? Вот за что я тебя любила, ты всегда умел говорить комплименты.

Ветлугин.  Ты была окошком, распахнутым в мир.

Сонечка. Ну вот, а говоришь — умираешь. Но я постарела, да? Скажи, да? (Стоит перед трюмо.) Да, Ветлугин? Или нет?

Нет, ты не увиливай, Ветлугин! Как я выгляжу?

Ветлугин. Хорошо. Прекрасно.

Сонечка (подлетает к нему). М-ммм!.. Ты пуся, Ветлугин! (Прикасается к его щеке.) Это ничего, что я тебя целую? Она ревнива?

Ветлугин. Она...

Сонечка (перебивает). А знаешь, все почему?

Ветлугин. Что?

Сонечка. Почему я прекрасно выгляжу и все ос­тальное? Потому что я не расходовала себя на это. (Жест в сторону кухни.) Потому что ничто так не ста­рит женщину, как серые будни. Именно в эти дни на лбу залегают морщины, выпадают волосы и с лица ис­чезает... цвет лица! Тогда как в праздники... о боже мой, сколько гостей собиралось в нашей квартире! Ты помнишь, Ветлугин, ты приходил с концерта или с ре­петиции, а у тебя гости! Они сидели повсюду, но нам не было тесно, нет! Выпивки было немного, и я даже не помню, была ли еда, едва ли, кто что принесет — вот мой принцип. Но у меня всегда была припрятана для тебя бутылка вина, да, Ветлугин? Уж этого ты не мо­жешь не помнить!

Ветлугин. И пирожок.

Сонечка. Да!

Ветлугин. С ливером. Бр-рр!..

Сонечка. Ну-у, Ветлугин, не привередничай, ча­стенько я покупала паштет, голубцы, потом эти... пель­мени почти всегда были. И вообще не надо, Ветлугин, не надо, не делай из меня душегубку! Можно подумать, что ты погибал от голоду! Ты вспомни, как наедался по воскресеньям в «Восточном», жилет приходилось рассте­гивать— так тебя потом пучило. Нет-нет-нет, ты мне скажи, ты все еще считаешь, что я была плохая жена? Отвечай, Ветлугин! Недвусмысленно отвечай! (Взгляд в сторону кухни.) Ах да, я понимаю...

Ветлугин. Сонечка, но жизнь не могла состоять из одних праздников...

Сонечка (перебивает). Нет, могла, Ветлугин, мог­ла! И ты был счастлив со мной. Просто ты постарел. И тебя потянуло... тебя потянуло... В это кресло, вот куда тебя потянуло! Ты купил его у какого-то старичка, и я сразу знала, чем это кончится. Кресло разложило тебя и деморализовало, впитало в себя...

Ветлугин. Неправда, Соня!

Сонечка. Нет, правда! А когда сел впервые, ты ведь думал, что ты Вольтер!

Ветлугин. Я не думал так.

Сонечка. Нет, думал! Думал!

Голос Аси. «Нам и песни не веселье, от тоски мы их поем... От тоски мы их пое-ем... а-а-а...» (А далее голосом весьма сложная рулада.)

Сонечка (вскинувшись, поет). «От тоски мы их пое-ем! А-а-а...» (Повторяет руладу сильным сопрано.)

 

Пауза. Сонечка, встает, переглядывается с Ветлугиным.

 

      Голос Аси. (внезапно окрепшее сопрано). А-а-а-а-а!...

      Сонечка. А-а-а-а-а!...

 

Одним словом, происходит голосовая дуэль двух вокальных дарований. Ветлугин пристрастно следит, переживает. И вот, когда Сонечки и упоении приближается к верхнему ля, в комнату входит Л і и с полной тарелкой свежеиспеченных драчен. Сонечка в немом удивлении застывает.

 

А с я  ). Здравствуйте.

Сонечка Здра... здравствуйте.

Ася  (ставит тарелку на столик возле Ветлугина). Я нажарила вот... Не знаю, можно ему...

Сонечка. Что это?

А с я. Драченки. Он любит.

Сонечка. Да? Ну, пусть ест.

А с я. Кушай, Жора, кушай.

Ветлугин. Сонечка, это Ася....

Сонечка. А-а, так вы имели честь до .меня быть супругой маэстро Ветлугина?

Ася.  Имела, имела. (Ветлугину.) Дать сметанки?

В е т л у г и н. Дать.

Ася из своей кошелки вынимает банку сметаны.

Сонечка (нервно посмеиваясь). Ха-ха... А что ты устроил, собственно? Конгресс? Фестиваль? Вы тоже получили письменное приглашение?

Ася (гордо). Да, получила.

Ветлугин (принимаясь за еду). Видишь ли, Со­нечка, я хотел, чтобы пришел хоть кто-нибудь... А вы пришли обе...

Ася. Жора, ты не волнуйся только. Ну, пришли и пришли. Кушай.

Сонечка. Да, Ветлугин, ты не волнуйся. Поделим тебя как-нибудь. Мне много не надо.

Ася (Сонечке). И вы кушайте. Они хороши, пока горячие.

Сонечка. Спасибо. Если честно сказать, я голод­на. Ну, кто бы мог подумать!.. Ветлугин, это та женщи­на, которую ты мне ставил в пример? Он мне вас ста­вил в пример.

Ася. Ну уж... Какая я ему была пара... Все домаш­ние дела у меня на уме. А то еще по фазе мы с ним не сходились.

Сонечка. По чему?

Ася. По фазе. Ну, по режиму дня и ночи. Он толь­ко ложится, а мне уже вставать. Мне ведь в трампарк к пяти надо было. Вот он, горемыка, и спит один-одинешенек. Ешь, Жора, ешь. Дай я тебе прибавлю сметанки.

Сонечка. Да! Я ж тебе тоже кое-что принесла! То, что ты очень любил! (Отходит к сумочке.) Угадай, что это?

Ветлугин (негромко). Пирожок.

Сонечка (вынимает бутылку вина). А?.. Херес! Ты любил белый! (Асе.) Он обожал белый. Слушайте, по-моему, мы его балуем. Я подумала, вот человек уез­жает... Да, кстати, он сказал вам, куда собрался?

Ася. Выдумки это... пустое...

Сонечка.  Вы — умная женщина.  Все это бред! Чепуха! Снимаем с повестки!

Ася. От тоски это.

Сонечка. Тоску — развеем! Где у тебя посуда?

Ася. Я подам сейчас! (Услужливо вскакивает.)

Сонечка. Да, голубушка, если можно, мне вон тот бокальчик граненый.

Ася. Сию минуту! (Достает два стакана и бокал.)

Сонечка. Боже, как вкусно! Из чего это сделано?

Ася. Из картошки.

Сонечка. Из картошки? Вот это объедение? М-м-м-м-м!.. Вот это деликатес?.. Вы кудесница, Ася. И он мог вас бросить? Я должна буду записать, как это де­лается. Ветлугин, почему ты так легко расстался с тем, что любил?

Ветлугин  (с набитым ртом). Я искал гармонии.

Ася (подхватывает). Он искал гармонии.

С о н е ч к а. Ах да! Искал и не находил. Ему всюду чудилась неверная нота. А женщина... Женщина не лю­бит чувствовать себя фальшивой нотой в мелодии. Жен­щина— сама, как мелодия. Она хочет заполнить собою весь мир. (Поет, раскинув руки.) «Улета-ай на крыльях ветра ты в край родной, родная песня наша-а...» Ах, что ты с нами делал, Ветлугин! Tы взмахнешь крыльями, а мы за тобою! Ввысь, ввысь! Как стая белых лебедей!

Ася   Истинная правда, как белая стая!..

Сонечка. А? Да?.. Кстати, Ветлугин, ты негодяй. Негодяй и клятвопреступник. С тех пор как ты ушел от нас, мы распались. Нет больше «Ка­тушки»! (Асе.) Мы пели... О нет, после тебя.... Как я пела под твоим управлением, я уже никогда не спою.

А с я. И мне так не спеть.

 Сонечка. А? Да? Это было блаженство. Он умел поразительно сочетать голоса.

А с я. Ну-ка, сочетай нас, Жора, голубчик.

Сонечка. Сочетай, Ветлугин, мы ж тебе не чу­жие.

Ветлугин  (слабым голосом). М-м-м-м-м-м-м...

 Сонечка. Что? Не слышу! Только не умирай, Вет­лугин, я тебя умоляю. (Асе.) Так я ему и поверила. Я не перенесу этого, я приму яд! А сам принимал слабитель­ное. Было, Ветлугин? (Асе.) Было, было.

 Ветлугин (с неотмщенной обидой). В твое отно­шение ко мне всегда был примешан яд насмешки и недо­верия!

 Сонечка. Ну полно, Ветлугин!..

 Ветлугин. Да, да, ты насмехалась надо мной, иронизировала... постоянно!.. И это было не последней причиной...

Сонечка. Жорж, ну нельзя же так, нужно быть справедливым. Ты же принимал вместо яда слабитель­ное? Ну, принимал? Принимал?

Пауза.

Принимал?

А с я. Артист, тем более такой, как наш Жора, име­ет право... ну, как бы это выразиться... приврать!

Сонечка. Ася, чистая вы душа, это называется художественное преувеличение.

Ася. Вот-вот...

Сонечка. Так разве я отказывала ему? Боже упаси! Все простится Ветлугину, все —за его талант! Ну, хочет человек поумирать, пусть поумирает, разве я возражаю. Мы даже можем позвать исповедника. Ветлугин, хочешь, устрою? Кстати, а как с завещани­ем? Ты изложил свою волю? Что ты мне оставляешь? Квитанции из ломбарда. (Подмигивает Асе.) Завещай мне вот этот бокал! (Асе.) Как преломляется в нем ви­но, какую oн дает чистоту цвета! Видите? Слушайте, Ася, давайте на «ты»! Ветлугин, мы выпьем на брудершафт,ты не возражаешь? (Наливает.) Куда ты их подевал, у тебя же была целая дюжина! (Асе.) Ну, сестра моя...

А с я (вытирая губы). Ой, думала ли...

Целуются.

Сонечка. Вот и хорошо!.. (Ест драчену.) М-м-м-м! Объедение! Да, так ты не сказала,   как это делается.

Ася (обняв Сонечку). Берешь десяток картофе­лин, чистишь...

Сонечка. Вот этого я не люблю,

Ася. Нет, чистить обязательно надо! Так? И трешь на терочке. Меленькой. Кладешь три ложки муки.

Сонечка. Н-ну, дальше!

Ася. И яичко туда разбиваешь.

Сонечка. Куриное?

Ася. А какое же? Ну, солишь по вкусу. Перчику малость.

Сонечка. Лаврушки не надо?

Ася. Не надо. Но вот что открою тебе: положи ты туда пару щепоток сушеной зелени. Сонечка. Ага.

Ася. Петрушку, укроп.

Сонечка. Понятно! Ветлугин, я научилась! В сле­дующий раз жарю я.

Ася. На постном, на постном!..

Сонечка. Конечно, на постном. А ты уж думал, что я ни на что не сгожусь? Слушай, ты подашь нам на­строй наконец, сколько можно просить, а, Ветлугин?

А с я. Сейчас подаст. Жора, подай.

Ветлугин. А-а-а-а-а-а-а... М-м-м-м-м-м-м-м...

 Сонечка и Ася. «Улетай на крыльях ветра-a ты в край родной, родная песня наша-а-а...»

 

В это время на пороге появляется Наталия Викторовна, по-домаш­нему С и н е г л а з к а, миловидная. Это последняя жена Ветлугина.

 

«Ту-уда, где мы тебя свободно пели, где было так при­вольно нам с тобою-у... (Увидев Синеглазку, Ася с Со­нечкой подымаются и в такт песне движутся к ней.) Там под знойным небом пегой воздух полон, там под шепот моря дремлют горы в облаках...»

Синеглазка (в растерянности). А, теперь я по­нимаю... Нет, я не понимаю...

Сонечка. Между прочим, здравствуйте.

Синеглазка. Здравствуйте. Гоша, что ты зате­ял?.. Камерный хор?.. Ансамбль?

Сонечка. Как вы назвали его?

Синеглазка. Гоша. А что?

Сонечка. Слушайте, так это ж еще одна половец­кая девушка! Да, Ветлугин? «Там под зной-ным не-бом негой воздух полон! Там под шепот мо-ря...»

Синеглазка. Да, я знаю этот материал. Я только не понимаю, почему я должна проститься. Я пою теперь в другом коллективе... в другом стиле...

С о н е ч к а. Вам не нравится наш коллектив?

Синеглазка. Нет, почему же... Дело  не в этом...

Сонечка. Простите, как вас зовут?

Синеглазка. Наталия Викторовна.

Сонечка. Ну, не так сложно, мы здесь свои... Я, наверное, немного старше вас, а все зовут меня Сонеч­кой...

А с я. А я Ася!

Сонечка. Она Ася. Ну, скажите, как он вас звал?.. Ну, скажите... Ну?.. Не таитесь... Как?

Синеглазка  (потупившись). Синеглазка.

Сонечка (укоризненно). Ветлу-угин, ай-яй-яй, за­арканить такую фуфочку... такого зайчика... можно ска­зать, лань... Заарканить, а потом погубить! Да ты Синяя Борода, Ветлугин!

Синеглазка (волнуясь). Нет-нет, дело не в этом... мы расстались... мы разъехались к общему благу. Гоша, ведь так? Ему без меня лучше. Гоша, тебе ведь лучше без меня? Я отдаю ему должное, более того, я преклоняюсь перед ним, как перед человеком... который поставил мне голос!..

Синеглазка. Я понимаю, но прошло время... между нами ничего нет и... я пою в другом коллективе, в другом стиле и... почему я должна проситься... теперь...Гоша, что это значит, скажи наконец?   (Протягивает телеграмму.) 

Сонечка (перехватывая, читает). «Приходи проситься, Ветлугин». Оригинально.

С и н е г л а з к а. Мне очень неприятно, что я... в присутствии посторонних людей...

Ася. Жора, у тебя стиральный порошок есть?

Ты извини, я, тебя не спросясь... белье замо­чила.

Сонечка. Вот видите, какие ж мы посторонние?

Ветлугин. Стирального нет. Есть порошок для бритья. Возьми. Весь. Он мне больше не нужен.

Ася. Ага... Тогда я закипячу. С хозяйственным мы­лом. Ты не волнуйся, Жора!

 

Синегл А что, собствен­но, происходит?.. Гоша, ты извини, я... ненадолго... вни­зу меня ждет такси...

Ветлугин (после паузы). Как ты живешь?

Синеглазка. Хорошо. Я уволилась с телеграфа и поступила в ансамбль.

Ветлугин. Какой?

Синеглазка. Ну, неважно... ты не знаешь... Мы подпеваем солисту.

Сонечка. Это называется «кошки». Эй, водитель! Я вам говорю!.. Да, да, вам! Фуфочка не поедет.

Синеглазка. Что? Почему?.. На каком основа­нии?

!

Синеглазка. В чем дело? Почему вы распоряжаетесь моим временем?

 Сонечка. Зайчик мой, это время распоряжается нами. Куда вы поедете, когда наш муж умирает. (Снимает с Ветлугина плед, охорашивает его.) Кра­савчик наш... у-у-у, пуся! Столько хорошеньких женщин собрал! Шалун.

 Синеглазка. Как вы сказали?.. Наш муж?

 Сонечка. Ну да. А что? Вы думаете, вам одной повезло? Мы тоже хотим попрощаться. Кстати, в текст телеграммы вкралась ошибочка: не проситься, а прос­титься он вас звал. Так что прощайтесь,

  Синеглазка. Гоша, это правда... то есть это не­правда?.. Это неправда, Гоша! Скажи, что это неправда! Ты не умрешь!

  Сонечка.  Он будет жить вечно в наших сердцах.

  Синеглазка. Как вы можете!.. (Чуть не плача.) Это неправда, Гоша? Это неправда...

   .

   .

   Синеглазка. Так это неправда, Гоша?

   Сонечка. Господи, почему вы не верите? Он лгал вам?

   Синеглазка (горячо). Никогда!

   Сонечка. А вы ему?

        Синеглазка. Я лгать не умею.

        Сонечка. Я сразу это поняла. Продолжайте  про­щание.

   Синеглазка. О боже мой... Так это правда ? Надо же что-то делать!

   Сонечка. Мы делаем. Мы делаем для него лучшее, что умеем. Да, Жорж?

 

     Ася (Сонечке). Может, тебе чего постирать?   Заодно уж.

     Сонечка. Да, вот платочек. Пусть будет свежий.

     Ася. А вам?

     Синеглазка. Нет, ничего... тогда и я что-нибудь... Я не знаю, чем я могу...

     С о н е ч к а. А что вы умеете? (Асе.) Лгать она, ви­дишь ли, не умеет.

     Синеглазка. Нет, не умею.

     Сонечка. Ну так что, что?

     Синеглазка. Я не знаю... многое...

     Сонечка. За что вас хвалил Ветлугин?

     Синеглазка. За то, что я молода... а что вас так удивляет? Он говорил, что я его лебединая песнь.

      Сонечка. Я — праздничная увертюра!

      Ася (стесняясь). А про меня говорил, что вроде камерной музыки.

     Сонечка. Ну вот видите! Разве в этом дело? Вы покажите ваше умение, ваш особый талант.

     Синеглазка. Гоша, я просто теряюсь...

     Ветлугин. Ты хорошо вязала.

     Сонечка. Ну так вяжите!

     Синеглазка (недоверчиво). Да?.. Ладно... (От­ходит.)

 

Ася уходит на кухню.

 

      Сонечка (О-о, теперь я знаю, за что ты ее полюбил. За простодушие. Да, Жорж? Она —святая! (С угрозой.) Да, Жорж? Она глядела в твои глаза широко раскрытыми синими гла­зами, и в них отражалась бездна неземной чистоты и доверчивости. Офелия! Сольвейг! (В исступлении.) Да, Жорж?

      Синеглазка (достав вязание). А что мне вязать?

       Сонечка. Вяжите тапочки!

           Ася (появляясь). А еще, Жора, ты любил беляши. (Сонечке.) А делать их так: замешиваешь тесто дрож­жевое.., и ставишь на час к батарее. Тем временем при­готавливаешь фарш..,

           Сонечка (с угрожающим торжеством). А, Ветлугин? Каков ансамбль? Это ли не гармония! Но ты не достоин ее, да, теперь я тебе скажу: ты ее не достоин. Кто ты, оглянись на себя, Ветлугин? Кто ты такой? Маэстро безголосого хора! Это же смехотворно! (Кричит.) Что, эти жалкие потуги, это, по-твоему, искусство?.. Гений красных уголков и обще­житий, ха-ха! Заслуженный деятель жилищных контор! Ничтожество!!! (Задыхается, всхлипывает.) О, прости меня, Жорж... прости меня... (Плачет.)

Тягостная пауза.

       Ася (всхлипывая). Ну вот, а потом тесто месишь и тоненько так раскатываешь...

           Сонечка (утирая глаза). Спасибо, Ася, но с тестом у меня тоже сложные отношения.

      Ася. Ага, тогда я нажарю. Жора, я тебе после на­жарю!

      Сонечка. Подруги, сестры! И вы простите меня. Я не права. Давайте выпьем! Жорж, я не права, ты хоть раз слышал, чтобы я в этом призналась? Ну, прости ме­ня! Подруги! Теперь, когда мы все собрались... Да, Жорж, я надеюсь, никого больше не будет?

     Ветлугин. Нет.

     Сонечка (встает). Теперь, когда мы все в сборе, давайте поднимем бокалы за Ветлугина... как за муж­чину! Надо отдать ему должное, он умел любить.

     Ася. Да-да, он ласковый был, как голубь!

     Сонечка (воодушевляясь). Ветлугин отдавал себя женщине, как истинный кавалер, как рыцарь, как фли­бустьер...

      Ася. Вот этого слова я не знаю.

       Сонечка. Я тоже, Ася, но дело не в этом. Пыл­кость его признаний могла украсить страницы кур­туазных романов, свобода и изящество в проявлении чувств...

 Ася (перебивает). Да-да, ручки целовал!

 Сонечка. Да что ручки — край платья!

 Ася. Голубчик наш...

      Сонечка. И мог выпить вино из туфли возлюблен­ной!

      Синеглазка  (неожиданно восторженно). И мог поднять на руки и закружить, закружить, закружить!.. (сконфуженно умолкает.)

 

Пауза.

       Сонечка. Да?.. Значит, я передала его вам не в худшем виде.

       Ася (Сонечке). А от меня какой он ушел? Гладкий, упитанный.

       Сонечка. Ветлугин, это ничего, что мы говорим о тебе, как об эстафетной палочке?

       Синеглазка (в упоении). А цветы! Роскошные букеты живых цветов...

       Ася (мечтательно). А я шоколадные вафли люби­ла, ах, любила! Он мне покупал. Кулек в день.

         С о н е ч к а. Подруги, но что может сравниться с той благодатью, которую он нам открыл,—с божественным даром пения!

          Ася   и Синеглазка.  Да! Да! Истинно!    Это правда!

         Сонечка. С тем неземным полетом, в который пус­кались мы, забыв обо всем, по взмаху его волшебной руки...

         Синеглазка (вдруг поет). «Улета-ай на крыльях ветра ты в край родной, родная песня наша-а...»

         Сонечка. Да?.. А посвежее у вас ничего нет в репертуаре?

         Синеглазка. А что такого? Мы пели это в хоре

        С о н е ч к а. И что еще?

          С и н е г л а з к а. Еще?.. «Ох, подруженьки, как груст­но...» Потом эту...

   Со н е ч к а. «Нам нет преград...»?

   Синеглазка. Да.

   Сонечка. «Ни в море, ни на суше...»?

   Синеглазка. Да. А что вас так удивляет?

 

Пауза.

          Ася. Вот видишь, Соня, он пронес свой любимый репертуар через всю жизнь!

        Синеглазка. Конечно, он сохранил его!

          Сонечка (грустно). Он сохранил его. А женщин менял... А может быть, надо было наоборот?

         Ася. Не знаю, но... он же искал гармонию.

           Сонечка. Он искал и не находил.

           Синеглазка. Почему, он нашел ее.

           Сонечка. В ком? Уж не в вас ли?

           Синеглазка. Во мне. А что вас так удивляет? Он так говорил.

    Сонечка. Это от щедрости.

    Синеглазка. Нет.

           Сонечка. От великодушия, которое всегда подво­дило его.

     Синеглазка. А вот и не так.

            Сонечка. От бесконечной веры в свои заблужде­ния.

Синеглазка   (вспыхнув). Вы говорите так, по­тому что я среди вас самая молодая!

Сонечка. И завидуем вам?

Синеглазка. Может быть.

Сонечка. Как самой молодой жене маэстро Ветлугина?

Синеглазка. Да, если хотите.

Сонечка. Разберемся.

!

Синеглазка. Гоша, что они говорят, Гоша!.. (Бросается к Ветлугину, но тут же отскакивает.) Что с ним? А?..

Ася. Боже милостивый...

Сонечка (подходит к нему на цыпочках, затем оборачивается с улыбкой).Подруги, а наш возлюблен­ный спит!..

Ася. Слава богу, умаялся с нами... голубчик наш...

Сонечка (шепотом). Сон — лучший целитель!

Ася. Я постираюсь покуда... (Уходит.)

Сонечка. Хорошо, Ася. (Синеглазке.)   А вы вя­жите! (

Синеглазка подходит к столику и забирает бокал.

Зачем вы взяли бокал?

Синеглазка. Простите, но это двенадцатый.

Сонечка. Что?

Синеглазка. Это — двенадцатый!  Их дюжина,

Сонечка. Да?.. А что те одиннадцать... уже у вас?

Синеглазка. Да. А что? Я забыла его в спешке... А что вас так удивляет? Мы разделились... Мы разъехались и поделили имущество, а что тут такого?

Сонечка. И мебель?

Синеглазка. И мебель.

Сонечка. И квартиру?

Синеглазка. Да. А что тут странного, это же ес­тественно!.. И не смотрите так на меня, не надо...  Я ни в чем не виновата... ни перед вами... ни перед ним...

Сонечка. Вы чистая, Наталия Викторовна, вы на­ивная! Вы святая!.. К кому же теперь обращен ваш  без­греховный, ангельский взгляд?

Синеглазка (пряча бокал в сумку). Это вас не касается.

Ася (входя). Бывало тоже, придешь со смены, в полдень на дворе, солнышко, а он, мой голубчик, спит. Шторы в комнате занавешаны, а окошки открыты. Го­луби во дворе курлычут. Воздух чистый, хотя и сухой. Я подойду к нему... (Подходит к манекену, гладит его.) Жорочка... проснись, голубчик... покушать тебе надо... Покушать ведь надо? А у нас в трампарке тогда печен­ку сырую давали... Ох, любил он печенку!.. Жо-роч-ка!..

Сонечка (подходя к манекену). А мне нравилось, когда он надевал фрак.Появлялось в нем сразу что-то монументальное, даже, я бы сказала, высокомерное... Такая, знаете, бездна достоинства... (Гладит фрак.) Ге­оргий-победоносец!

Синеглазка (подходя с ясными глазами). А я любила пройтись с ним по набережной после концерта. Он был весь еще во власти музыки! Ах, он бывал уди­вительно подвижен и моложав! Однажды он сорвал мне тюльпан с газона возле Казанского. Милиционер засвисте, и мы побежали!

Сонечка (указывая на манекен). Вот он? Побе­жал?..

Синеглазка. Да, а что вас гак удивляет? Со мной он помолодел, обновился...

А с я. А мы с ним по парапету Невы, бывало, ходили Идешь, а под тобой волны, пена, ой, страсть! Через решетку Летнего сада лазили...

Сонечка. А я помню, как сидели мы у спуска к воде, на гранитных ступенях и ели хрустящие французские булки, которые купили прямо из хлебного фургона. Это было около полуночи — время развозки свежего хлеба. Как давно это было!..

 

Обе створки двери сами собой распахиваются, и в комнату входит первая любовь Ветлуги­на — Л и д и я. Взгляд ее неподвижно устремился на Ветлугина, и он открывает глаза. Женщины сгрудились у манекена. Долгая пауза.

В е т л у г и н. Лидия?

Л и д и я. Юрочка, ты умираешь?

В е т л у г и н (в крик). Да!!!

  Лидия  (подъезжает поближе). Не бойся, я с то­бой, Юрочка.

  В е т л у г и н (в сильном волнении). Я даже не знал, жива ли ты... Ты... ты откуда взялась?.. Ведь мы же рас­стались с тобой  еще ..

Лидия. Уж не думаешь ли ты, Юрочка, что я те­бе померещилась? Или приснилась во сне? Дай руку. Видишь, колечко твое. Тогда не модно было дарить ко­лечки, но ты подарил....

В е т л у г и н. Это мамино...

Лидия. И я носила его.

Ветлугин. Ты пришла  проститься со мной?

Лидия. Отчего же? Нет.

Ветлугин. Нет? Ага, понимаю... С упреком. Ко­гда человек умирает, самое время напомнить ему, что он был не прав. Что ж... Тебе есть в чем меня упрек­нуть... Я смалодушничал, Лидия... Да-да!.. Мы любили друг друга и давали клятву не расставаться, но... увы, любовь твоя была слишком строга. Ты настаивала, что­бы я продолжал учиться... и не разменивался... Ты про­чила мне большое будущее... И я испугался.

Лидия. Юрочка, но ты же сам мечтал дирижиро­вать «Глорией»!

Ветлугин (печально). Да. Мечтал... Но я был молод, нетерпелив. А потому легкомыслен и скор на ре­шения. Пойми, Лидия, мне все казалось, что время ухо­дит, что я непростительно медлю

Лидия  (тоже печально). И ты бросил учение...

Ветлугин. Я бросил учение, вскочил на первые попавшиеся подмостки, решительный, дерзкий, в надетом впервые фраке, взятом, разумеется, напрокат, вскинул руки — и...

Ас я, Сонечка и Синеглазка (на три голо­са, у манекена). «Улета-ай на крыльях ветра ты в край родной, родная песня наша... Ту-уда, где мы тебя сво­бодно пели-и... где...»

Резкий жест Ветлугина обрывает пение.

Пауза.

.

Ветлугин. Я так и не собрался учиться. Может быть, потому что тебя со мной уже не было.

Лидия. А ты меня и не искал.

Ветлугин. Я боялся. Боялся! Так ты все же при­шла меня упрекнуть?

Лидия. Нет, совсем нет. Я пришла к тебе с прось­бой.

Ветлугин. Какой?

Л и д и я. Поживи еще, Юрочка.

Пауза.

Ветлугин. Каким же это... образом... пожить?

Лидия. Хорошим.

Ветлугин. Да, но где взять силы... чтобы все это...

Лидия. У меня еще кое-что есть. Я с тобой поде­люсь.

Ветлугин. Ты?.. Но ты же сама... Лидия...

Вста­вай, друг мой, подымайся, нехорошо рассиживаться...

 

Ветлугин встает. Лидия делает несколько шагов навстречу ему,

он порывисто бросается к ней.

Вот так... ты меня поддержишь, я тебя... Потом снова ты меня... Все-таки ты мужчина.

 

Стоят рядом, поддерживая друг друга.  

Старики обычно живут тем, что предаются воспомина­ниям. Юрочка, а что же, нам нечего вспомнить? Разве мы не были молоды? Я и сейчас помню наши вечеринки в музыкальном училище.

Звучат «Брызги шампанского».

 

Юрочка, кто кого пригласил в первый раз, ты меня или я тебя?

Ветлугин. По-моему, я тебя.

                    Л и д и я. Неправда, друг мой, неправда, ты запамя­товал, пригласила я тебя, комсомольская гордость мне позволяла.

 

Лидия кладет руку на плечо Ветлугина, и они степенно танцуют. Глядя на это, женщины тоже принимаются   танцевать:   в   одном углу — Сонечка с Асей, в другом — Синеглазка с манекеном.

 

Ветлугин. Но потом я тебя, и уже—постоянно!

Лидия. Не возражаю, не возражаю.

Танцуют.

Ты был замечательный кавалер, ты все время срывал мне цветы с общественных клумб, и мы с тобой резво бегали от милиционеров.

 

Останавливаются, не оставляя друг друга.

Между тем женщины все танцуют.

 

Мы были бедовые, Юрочка! Мы лазили через решетку Летнего сада!

Ветлугин. И пили там что-то?..

Лидия. Нет, ничего не пили. Мы целовались.

Ветлугин. Да, конечно...

Лидия. По парапету ходили, а внизу плескалась злая вода! А помнишь, однажды мы сидели у спуска и ели теплые венские булочки? Я их купила прямо с фургона.

Ветлугин. Это я их купил.

Лидия. Да? Значит, я попросила тебя, друг мой, чтобы ты их купил.

Ветлугин (сварливо). Тебе и в голову не пришло бы просить меня об этом! Друг мой. Идея была моя!

Лидия. Да? Действительно. Не возражаю, не воз­ражаю.

Ветлугин. Ну, рассказывай!

Лидия. Что?

Ветлугин. Все. Ты поешь еще?

Лидия. Ну, ты мог бы не спрашивать. Нет, конечно. Разве что под настроение...

Ветлугин. Прекрасно! Нам как раз не хватает контральто. Для полной гармонии. (Требовательно хло­пает в ладоши. Голос его, усиленный микрофоном, зву­чит, как из репетиционного зала.) Приготовились!.. По­ближе, поближе!.. Что там такое, оставьте вы манекен! Сопрано, встаньте рядышком, рядышком, я сказал! Ор­кестр готов?

Женщины образуют возле него полукруг.

Внимание!..

Взмах руки, и звучит «Глория» в исполнении оркестра и хора. Жен­щины поворачиваются и не торопясь движутся к авансцене. Губы их сжаты, печальны глаза. За их спинами медленно угасают руки Ветлугина.